Самой длинной биографией в истории книгопечатания является история жизни британского премьер-министра сэра Уинстона Черчилля, состоящая из двадцати двух толстых томов. Её написали Мартин Гилберт и сын Черчилля Рэндольф.
ИНТЕРЕСНОЕ
Сейчас на сайте:
ЮРИЙ ОСИПОВИЧ ДОМБРОВСКИЙ
В годы, когда случилась эта «невесёлая история», как рассказывает очевидец, пышно расцвели многочисленные парки культуры, яркими скопами огней вспыхивали чудесные фейерверки. И никогда «в стране столько не танцевали и не пели... И никогда витрины не были так прекрасны, цены так твёрды, а заработки так легки». Беззаботным, счастливым людям дали лёгкий хлеб, дали весёлые песни. Взамен потребовали верность и безмыслие. В противном случае, как сказал великий пролетарский писатель: «Если враг не сдаётся, — его уничтожают».
Для тех, кто не сдался, изобрели активное следствие и многое, многое другое. Людей набивали в камеру так, что иным не суждено было дождаться лёгкой смерти от пули: они умирали стоя, их трупы тоже стояли. И все они, не ведающие, как и зачем живут, не ведающие, что и зачем творят, ежечасно, ежесекундно, постоянно видели ощетинившуюся шипами перчатку, которая душила змею, истекающую кровью. Лишь очень немногие знали тогда, что по иронии судьбы автором этого знаменитого плаката был Б. Ефимов, родной брат очередного «врага народа» М. Кольцова. Ю. Домбровский в тридцатые годы понимал многое из того, что большинство его читателей осознало лишь спустя десятилетия.
Герой Ю. Домбровского — человек редчайшей породы. Он не может быть участником всеобщего поклонения, и поэтому шансов выжить у него почти нет. Но самое страшное для Зыбина — потерять душу раньше смерти. Заглушая мелкого нашёптывающего подленького бесёнка, он говорит себе: помни, твоё единственное спасение — всегда, при любых обстоятельствах, вопреки издевательствам, шантажу, побоям, многодневным допросам, остаться человеком. Ставший сильнее своих палачей, он даёт отпор своему мучителю.
Набивая трубку табаком «Герцеговина флор», следователь Нейман (это он в конце романа будет запечатлён рядом с Зыбиным) вне себя от ярости едва дочитывает «объяснение зека»: «Ещё очень прошу прислать библиотекаря: целый месяц в камере лежат «Как закалялась сталь» и «Княжна Джаваха» Л. Чарской, а я эти труды успел проштудировать ещё до тюрьмы».
Лишь в один момент, до ареста, герой оправдывает свою фамилию. «Логичная», «здоровая половина» его мозга знает, что НКВД — орган правосудия, где витает дух «рыцаря Октября» Железного Феликса, в опубликованных биографиях которого повторялся святочный рассказ о том, как он едва не расстрелял следователя, ударившего арестованного. Эта «половина» не может поверить, что здесь, где почему-то находится и он сам, бьют и пытают. Другая же «бесконтрольная», «безумная половина» твёрдо знает, что не просто бьют, но бьют «по-страшному».
С каждым днём его спокойной, музейной жизни холод и мрак действительности всё больше вытесняют веру в прежние идеалы. Со страхом беря н руки газеты, Зыбин читает об арестах, процессах. Он не может понять, почему подсудимые так говорливы, почему они «такой дружной и весёлой толпой идут на верную смерть». В тюрьме он это поймёт. Но поймёт он и другое — это но его путь.
Однако герою Домбровского повезло. Мгновение сбоя машины государственного каннибализма — и Зыбин оказывается на свободе. Впрочем, надолго ли? Даже в самых безнадёжных ситуациях был шанс спастись, но только у самых отчаянных, таких, как сокамерник Зыбина Каландарашвили, который написал письмо Сталину, напомнив Сосо о его долге дореволюционной давности. Подобное смертному приговору обращение к вождю оборачивается спасением, свободой.
«Вечный студент и вольный слушатель факультета ненужных вещей» Зыбин не разделил участи миллионов современников, безвольно, колоннами, не решаясь на отчаянное, почти бесполезное сопротивление шедших в газовые камеры (на западе), умиравших от холода, болезней, истощения (на востоке).
Один из героев «Факультета...» — на удивление несовременный человек, для которого страсти Христовы не лживая сказка, который помнил отца своего, поэта-шестидесятника, богоборца и грешника, ездившего к Чернышевскому и повесившегося на чердаке. Этот человек — отец Андрей. Он хранил удивительную вещицу — часть письменного прибора, которая представляет собой бюст Дон Кихота, внешне ничем не отличающийся от многократно тиражированного образа Доре. И всё же этот Дон Кихот периода ежовщины необычен. Он смеялся, высовывая язык и дразня. Он торжествовал, «сатанински торжествовал над кем-то. И был он уже не рыцарем печального образа, а чёртом, дьяволом, самим сатаной». Что же они, размышлял герой романа Корнилов, Ян Гус, Дон Кихот, Франциск Ассизский, принесли в мир? А может быть, лучше бы их вовсе не было? «Ведь вслед за ними, их добром идут убийства, сумасшествия, за святым Франциском — святая инквизиция. За Гусом — гуситские войны, нищета. Одним словом, после мучеников всегда шли палачи». Возможен ли иной исторический путь? Герои «Факультета ненужных вещей» в современности видели лишь продолжение этого исторического ряда. В отличие от большинства современников, хранители знают, кто они, идущие вслед за мучениками... В их время даже мысли становились всё более опасными. И за них росла мера наказания: эпоха ВЧК — ссылка, ОГПУ — срок, НКВД — «...без права переписки».